Ч. ДИККЕНС. РОЖЕСТВЕНСКАЯ ЕЛКА

Сегодня вечером я наблюдал за веселой гурьбою детей, собравшихся вокруг рождественской елки – милая немецкая затея! Елка была установлена посредине большого круглого стола и поднималась высоко над их головами. Она ярко светилась множеством маленьких свечек и вся кругом искрилась и сверкала блестящими вещицами. И когда я гляжу снизу вверх в мглистый блеск его вершины – ибо я примечаю за этим деревом странное свойство, что растет оно как бы сверху вниз, к земле, – я заглядываю в мои первые рождественские воспоминания!

Сперва я вижу всё только игрушки. Там, наверху, среди зеленого остролиста и красных ягод, ухмыляется, засунув руки, в карманы,

Акробат, который нипочем не хочет лежать смирно – кладу его на пол, а он, толстопузый, упрямо перекатывается с боку на бок, покуда не умается, и пялит на меня свои рачьи глаза – и тогда я для виду хохочу вовсю, а сам в глубине души боюсь его до крайности…

На следующей ветке, ниже по стволу, возле зеленого катка и крошечных лопат и граблей густо-густо навешаны книги. Сперва совсем тоненькие, но зато как их много, и в какой они яркой глянцевитой красной или зеленой обертке! Для начала какие жирные черные буквы! «А – это Аист – лягушек гроза». И еще Арбуз – пожалуйста , вот он! А было в свое время самыми разными предметами . А вот  Я , было так мало в ходу, что встречалось только в роли Ястреба или Яблока, Ю, неизменно сочетавшегося с Юлой или Юбкой, да Э, навсегда обреченного быть Эскимосом или птицей Эму…

Хорош для рождества алый цвет накидки, в которой Красная  Шапочка, пробираясь со своей корзиночкой сквозь чащу, подходит ко мне в сочельник, чтобы поведать как жесток и коварен притвора Волк – съел ее бабушку …Красная Шапочка была моей первой любовью. Я чувствовал, что если бы мог я жениться на ней, то узнал бы совершенное блаженство.

 Но это было невозможно…

Пусть среди более поздних утех и забав, нередко столь же праздных, но менее чистых, перед нами, вовек неизменные, маячат видения, что нам являлись, бывало, под милые старые рождественские песни, под мягкую вечернюю музыку. Пусть по-прежнему, в неизменном обличии, стоят перед нами те образы, что в детстве воплощали для меня добро. Пусть та яркая звезда, что встала над бедною крышей, да будет звездою всего христианского мира!

Вокруг елки теперь расцветает яркое веселье – пение, танцы, всякие затеи. Привет им! Привет невинному веселью под ветвями рождественской елки, которые никогда не бросят мрачной тени! Но когда она исчезает из глаз, я слышу доносящийся сквозь хвою шепот: « Это для того, чтобы люди не забывали закон любви и добра, милосердия и сострадания. Чтобы помнили обо мне!».

Ч. Диккенс. Собр. соч. – Т.19. М.: 1960. – С.393-41